Темный силуэт спешил мимо усталых, погруженных в полудрему лиц кирпичных домов. Блеклый свет фонарей лишь слегка приоткрывал закулисье мглистой мрачной ночи, где билось сердце города, скованное ужасом.
Как отпечатки кровавых ладоней на месте преступления повсюду пестрели листовки.
«Полицией Гамбурга
РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
Убийца и похититель
Вильгельм Даниель Пефферкорн
Студент факультета хирургии…»
Ему посчастливилось, что сегодня полнолуние, и перепуганные зверствами горожане заперлись в своих домах.
Однако полиция наверняка обнаружила в его квартире безобразную бутафорию и постижёрные изделия: парики из волчьей шерсти, маски и бакенбарды, благодаря которым ему удавалось скрывать свою личность.
- Медлить нельзя! Операция предстоит сложная… - нервным голосом напомнил себе Вильгельм, оглядываясь на лихорадочные, зыбкие очертания города.
Он свернул на дорогу к окраине леса, где уже второй месяц стояли просторные шатры и ряды фургонов-вольеров, каждый из которых был разрисован разнообразными экзотическими животными.
«СТРАНСТВУЮЩИЙ ЗВЕРИНЕЦ
Иоганна Келлерхоффа!»
Здесь Вильгельм впервые увидел ее…
Леди Силбермонд. Волчицу королевских кровей, чья серебряная шкура словно пошита из лоскута полуночного сумрака.
Поляна, уставленная шатрами, прицепами и скелетами-клетками, была погружена в застывшую немоту и отчужденность. На одном из раскрашенных фургонов Вильгельм увидел знакомую листовку.
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
Эльза Луиза Мейер,
Студентка факультета хирургии…»
- Для тебя… Для тебя… - прошептал Вильгельм. - Моя драгоценная Эльза-Луиза! Ее шкура будет твоим подвенечным платьем и твоей новой кожей, а ее кровь и внутренности - нашим брачным ложем…
Его мысли прервал знакомый голос.
- Сюда!
В горбатой фигуре, которая появилась из тумана, держа в руке лампу, он узнал Келлерхоффа.
- Почему он здесь?! - прошипел Вильгельм, прячась в тени. - Он ведь должен помогать полиции в поисках!
Хозяин поставил лампу рядом с декоративной повозкой-клеткой, в каких содержали цирковых животных.
Келлерхофф каждую ночь накрывал ее парусиной, взбираясь по лестнице на крышу, а сейчас, напротив, он ухватился за край покрова и принялся сволакивать его на землю.
Обнажились металлические ребра-прутья, заблестевшие в лунном свете.
Вот только…
- Не может быть! - Вильгельм пригляделся.
В клетке была не волчица, а нечеловеческой красоты женщина с пепельными волосами и злыми глазами. Ее кожа казалась бледной, напряженные груди с набухшими бурыми сосками вздымались от беспокойного дыхания и…
Покрытый мелкими-мелкими капельками пота живот был обременен тяжелым плодом. Женщина судорожно постанывала всякий раз, когда нерожденное дитя перекатывалось в ней.
- Беременная, - прошептал Вильгельм.
Келлерхофф поднялся по трапу, открыл клетку и, вытащив нож, повернулся к молодому, светловолосому человеку с докторским саквояжем.
- Что-то ты бледноват, герр Шмидт. Лучше бы тебе собраться!
- Я смогу… - неуверенно ответил тот, и даже отсюда его голос показался Вильгельму знакомым.
- Людвиг-Якоб! - понял он. Его друг по университету…
Келлерхофф и напуганный Людвиг вошли в клетку. Хозяин, ухмыляясь, приблизился к женщине и, схватив за волосы, пригрозил ножом.
- Доставай свои проклятые лезвия и делай свое дело! - прорычал он доктору, не оглядываясь. - А вы, миледи, не вздумайте сопротивляться…
- Вы крепко ее держите?
- Что ты за доктор такой?! Режь ее, говорю! Не тяни время!
- Я только учусь… - пробормотал Людвиг, открывая саквояж, и через мгновение в его руке блеснул скальпель.
- Они же испортят шкуру! - стиснув зубы, Вильгельм раскрыл плащ, под которым прятал сумку с хирургическими инструментами и ручной арбалет.
Утерев пот со лба и собравшись с духом, как, должно быть, в свое время доктор Рёзер в Бартенштейне, Людвиг склонился над беременной.
- Простите… - сказал он и произвел рассечение кожи и подкожной клетчатки внизу живота.
- Живее!
- Я… Я стараюсь!
Раздался мучительный полувопль-полувой. Человеческие ногти, растрескиваясь, с хрустом заскребли дощатый пол.
Глаза Келлерхоффа алчно заблестели, когда Людвиг, упомянув в ужасе имя господне, извлек из матки безобразный слизистый мешок, в котором плавал ссутуленный плод с вытянутой мордой, поросшей жестким серым волосом.
Людвиг держал чудовище и чувствовал, как холодеют его выпачканные кровью руки, словно от его сущности скальпелем отсекли человеческую часть, оставив только предчувствие загробного за тяжкий совершенный грех.
- Это девочка… - сказал он.
- Дай ее сюда! Живо! - Келлерхофф убрал нож, руки его задрожали. - Моя дочка… Дитя насилия…
Людвиг, стоя на коленях в луже крови и бормоча что-то неразборчивое, принялся сшивать края раны.
- Я могу забрать ее? - спросил он. - Женщину… Для моих исследований. Вы обещали.
- Помню… - Келлерхофф поморщился и, взяв скальпель с пола, резанул им по шее Людвига. - Вот твоя плата, доктор Шмидт. Не волнуйся, твой труп не пропадет. У миледи волчий аппетит!
Он расхохотался и, закрыв клетку, спустился по трапу, нашептывая что-то новорожденной.
- Стой!
Келлерхофф повернулся. Какой-то незнакомец целился в него из арбалета.
- Отдай мне ребенка!
- Еще чего! Ты кто такой?! - хозяин выглядел напуганным, но старался это скрыть. - Стой… Я тебя знаю? Будь я проклят, это же тебя разыскивает чертов Энгельгард…
Не успел он продолжить мысль, как почувствовал удар. Болт вошел чуть ниже живота, и Келлерхофф упал на колени с выражением удивления на лице.
- Торопитесь! - неподалеку послышались приглушенные голоса. - Это здесь! Я слышу что-то!
Незнакомец бросил арбалет, подошел к застреленному и вырвал из его одеревеневших пальцев плачущую девочку, после чего скрылся в тумане, из которого минутой позже вышел полицмейстер Энгельгард и его помощники…
***
Луна была полной. Вильгельм брел по лесу, убаюкивая дитя. Он понял, что возвращаться в охотничье логово нельзя. Они нашли ее. Эльза, все знавшая, рассказала о его планах.
Но он не злился.
Он забыл о ней и улыбался своим мыслям.
- Я выращу тебя, - пообещал он девочке. - И когда ты созреешь, ты станешь моей… Ты будешь просыпаться с глазами, горящими жаждой похоти и взирать на меня взглядом животной верности. Ты будешь спать с мыслями обо мне и удовлетворять только меня. Однажды. Однажды…
